Отрывок из автобиографии А. Тихомирова

Композитор Андрей Тихомиров пишет в своем блоге:

"Наблюдая мою одержимость творчеством то одного, то другого европейского композитора, Металлиди (Жанна Лазаревна Металлиди, учительница музыкальной школы - И.З.) тактично, но последовательно старалась сдвинуть мой интерес в сторону отечественной музыки и даже организовала для меня несколько визитов в кабинет народного творчества при музыкальном училище. Я пришел туда, начитавшись учебников, настроенный очень серьезно, с готовностью услышать образцы «прекрасной крестьянской лирики», этакие романсы Римского-Корсакова и Чайковского, но дышащие безыскусной природной красотой. Елена Николаевна Разумовская, встретившая меня в лаборатории, к своей просветительской задаче отнеслась тоже очень ответственно. В качестве наилучшего примера для знакомства семиклассника с русским фольклором ею был выбран вологодский похоронный плач. Изобразила она его самолично, в полный голос и так убедительно, что я не на шутку перепугался. Тем не менее, и этот опыт отпечатался в моем мозгу, и вскоре я написал сюиту для двух фортепиано «Кому на Руси жить хорошо», где под номером 2 шла пьеса «Плач об умершем кормильце».
Или:
( А вот еще одна: )

Источник: http://tikhomirov-music.com/personal/history

А. Тихомиров. Причудливая логика мусора

Статья опубликована 16 сентября 2016 г.



История, о которой я хочу рассказать — настоящий перл. Произошла она в 2000 году в немецком городе Клеве, том самом, где родился Анахарсис (Жан Батист) Клоотс — известный деятель Французской революции, ратовавший за создание «всемирной республики», убежденный атеист, проповедник культа чистого разума и по совместительству немецкий барон. Как это водится у революционеров, он был казнен своими соратниками, причем накануне исполнения приговора Клоотс, добрая душа, всячески старался утешить и наставить других осужденных, объясняя им, что никакого бессмертия не существует и завтра от них всех ничего не останется.

Также легенды связывают Клеве с небезызвестным странствующим рыцарем в помпезной экипировке из вагнеровских нот, тяжеленную ладью с которым таскал за собой на буксире один-единственный несчастный лебедь. Впрочем, полюбовавшись на упитанных немецких лебедей, рассекающих мирные воды парковых прудов, я уже не так уверен в невозможности этого птичьего подвига.
( Read more... )