Преимущества сухого климата.-Заповедник.-Флора и фауна
Так как я постоянно болела катарами верхних дыхательных путей
(отцовское воспитание, см. рассказ «Мой отец»), было решено каждое лето на 4 месяца в году вывозить меня из Ленинграда в сухой континентальный климат, то есть на родину дедушки, в посёлок Борисовка. Там я никогда не болела.
Собираться в Борисовку начинали уже с марта. Весь апрель ходили в Смольнинский сад смотреть, не проклюнулись ли уже нарциссы и тюльпаны, появлявшиеся первыми после таяния снега. Бабушка объясняла: «вот взойдут нарциссы и тюльпаны, и поедем». Первое своё путешествие в Борисовку я, по рассказам близких, совершила в чемодане, такая я двух месяцев отроду была крошечная. По приезде в Борисовку местные жители наперебой спрашивали нас: «Что с вами? Вы из больницы?» Но это была обычная синяя ленинградская бледность.
Борисовка расположена на юге Cреднерусской возвышенности, которая простирается с севера на юг от Валдая до меловых гор Белгородской области. От Борисовки до границы с Украиной около 20 км, до Харькова – около 60 км.
Борисовка. Вид на Михайловскую церковь
Посёлок Борисовка расположен на низком левом берегу реки Ворсклы, притока Днепра. На правом высоком две горы – Кутянская и Усова. На Кутянской горе на месте Тихвинского монастыря в советское время помещалась школа-интернат и большая берёзовая роща, а за монастырём (рощей) начинался огромный лиственный лес. Лес этот приметил ещё Пётр I и повелел его сохранить, учредил заповедник. Заповедник называется «Лес на Ворскле», существует по сию пору, это одно из красивейших мест в России. Он является учебной базой Ленинградского университета, там проходят практику студенты-биологи. В годы революции заповедный лес спас профессор энтомолог Сергей Иванович Малышев, уроженец Борисовки, семья которого была дружна с дедушкой и бабушкой.
Лес простирается на площади примерно 50 квадратных километров, из одного конца в другой идёшь полтора-два часа. На опушках леса и полянах растут 350-летние дубы. Их размеры таковы, что когда дедушка предлагал мне с ребятишками взяться за руки вокруг дуба, то шестерых вместе с дедушкой порой не хватало, чтобы обнять дуб-богатырь.

Кроме дубов, в заповеднике растут огромные старые липы, клёны, ясени и другие деревья. Когда весна бывала тёплой и влажной, листья лип достигали невероятных размеров. По краю леса росли белые акации.
Обычно со словом «лес» ассоциируются свежий воздух, грибы и ягоды. Но в Заповеднике из всего этого был в основном только свежий, необыкновенно богатый фитонцидами воздух. Лес там довольно густой, плотный, трава растёт только вдоль дорог, потому что солнце сквозь густую крону почти не проникает до земли, может быть, поэтому в самом лесу почти нет ни грибов, ни ягод, ни цветов (кое-где крапива в человеческий рост).
Солнце сквозь густую крону почти не проникает до земли
Но зато на опушке... И на поляне... Поляна в заповеднике очень большая, залитая солнцем, с ярко-зелёной сочной травой, с дубами как на картинах Репина.
Поляна в Заповеднике. Ах, как хорошо я помню это место!
Именно на опушках росли ягоды и цветы - немного земляники (длинненькой ароматной суницы и круглой сладкой полуницы) и целые заросли тёрна.
Ягоды терна
Ягоды суницы
Терн - ягода из семейства сливовых, растёт колючими кустами, поспевает в сентябре, в спелом виде ягоды круглые, размером с вишню, синие, вяжущего вкуса. Из них можно делать наливки. Пока ягоды только-только завязались и в них не сформировались косточки, их вкус кисло-горький. Сколько центнеров зелёного терна я съела в детстве, трудно себе представить. Как только мы приходили в лес (два раза в день), я набрасывалась на тёрн и поедала его. У бабушки и дедушки хватило мудрости, чтобы не запрещать мне это. Ела я и зелёный крыжовник, и зелёную красную смородину, и зелёные яблоки, но всё это было хозяйкино, и дедушке было перед ней неловко, что невозможно подсчитать, сколько я съела, чтобы ей заплатить. Тёрн же не принадлежал никому и есть его можно было вволю.
Цветущий куст терна
В мае терновник цвёл, и вся опушка леса была словно покрыта белыми облаками, источающими волшебный аромат. Чуть позже - подснежники (пролески), первоцвет, фиалки – они вдруг появлялись за пеньком, за кустиком как чудо, как откровение. Их было очень мало, редкими были и колокольчики, и весенние адонисы. Много было липкой смолки (род дикой гвоздики). У неё мелкие розовые цветочки со слабым запахом, стебель высокий, прямой, тёмный, мы с подружкой набирали их целыми охапками. Другая дикая гвоздика с яркими розовыми цветками-звёздочками на ползучем стебельке быстро вяла в бутылке, и мы её не собирали, а только, с замиранием сердца от красоты, любовались, завидя на поляне. Мелкие белые цветки на высоких стебельках с кружевными листьями тоже были похожи на звёздочки, всё это такое душистое, что казалось, рай – вот он!
Смолка клейкая
Пролески
Грибы в Заповеднике росли только если лето было дождливым. Ворскла огибала Кутянскую гору, и с другой её стороны, где располагался хутор Дубино и село Красный Куток, грибов бывало много, особенно в молодых посадках осины и сосны, соответственно, там попадались подосиновики и маслята. Между Вторыми Подорожками и Дубино можно было в августе найти белые и желтяки, то есть боровики с желтой губкой под шляпкой. Красные, желтые, серые и зелёные сыроежки, синяки и козляки, так же, как дождевики, мухоморы и бледные поганки после дождя появлялись во множестве по всему лесу. У Красного Кутка росли шикарные шампиньоны.
Из животных в заповеднике водились косули, кабаны, лоси, ежи, а также гадюки и ужи. Практически увидеть их было невозможно. Животные были крайне пугливы, что наводило на мысль о браконьерстве местных жителей. Впрочем, местных жителей в лесу мы практически не встречали. Встречали только лесников, делавших обход своих участков. В 60-х годах лесники почтительно снимали перед дедушкой головной убор, а в 70-х годах вся почтительность и уважение постепенно испарилась, превратившись в 80-е годы в элементарное хамство.
В лесу было настоящее птичье царство. Удоды выходили на поляны и важно прогуливались в траве.
Трясогузки трясли своими хвостиками, что было хорошо видно, когда они выходили на тропинку. Сойки с криками летали с дерева на дерево. Моя тётя очень любила птиц и всегда показывала их мне. Было страшно обидно, что она первая замечает птичек, а я даже по её подсказке часто не могу увидеть птичку. Слышу её, но не вижу в ветвях, и это при том, что тётя близорукая, в очках, а у меня 100%-ное зрение.
Удод
Трясогузка
Сойка
Стук дятла, кукушкино кукование, воркование диких голубей, треск сорок, щебет самых разных птах создавали в лесу неповторимую лесную звуковую гамму. Аромат леса, в котором преобладал запах сухих дубовых листьев, в сочетании с птичьим пением давал ощущение полного счастья. Мешали ему разве что комары, которых, из-за плотности леса и влажности было несметное количество. Идя по лесу, нужно было беспрестанно обмахиваться платком или веткой. Если приходилось присесть в лесу по нужде, требовался ещё человек для обмахивания голого зада, иначе комариные укусы чесались потом три дня. Умные люди (как моя тётя) предпочитали поэтому отдыхать в этом лесу в сентябре, когда комары уже пропадали из-за прохлады, или в мае, когда они ещё не народились.
В Дубино на Ворскле была купальня, в которую приходили студенты университета, бывшие на практике, а также местная молодёжь и дачники. Над рекой там росли вербы, а в реке цвели кувшинки. Однажды в воду полез купаться уж, он хорошо плавал, но я боюсь змей, и удовольствия это мне не доставило.
Дубино
На другой стороне реки был дом отдыха и село, а за селом железная дорога Харьков-Брянск, по которой летом ездили поезда Ленинград-Адлер, Ленинград-Мариуполь, Ленинград-Севастополь и другие. Увидеть вдалеке поезд, да ещё идущий в родной Ленинград или из него было редкой удачей.
Под Кутянской горой вдоль Ворсклы тянулась длинная, в 250 домов улица Подорожки (с ударением на последнем слоге). В одном месте заливной луг у Ворсклы подходил очень близко к лесу, там улица прекращалась, а за лугом последние 60 домов улицы назывались уже Вторые Подорожки. На Вторых Подорожках на опушке леса селилось много аистов. С замиранием сердца я следила за плавным полётом огромных птиц, как на чудо смотрела на их гнёзда, в которых они, неподвижные, стояли на одной ноге. Их спокойствие особенно контрастировало с суетливостью домашних птиц – кур и петухов.

В 70-х годах нравы местных жителей ужесточились, они разорили гнёзда, и аисты в Борисовке стали редкостью. (Они сохранились в Красном Кутке).
Подорожки.-Тётя Миля.-Чем кормить собак.- Народное пение.
Первые восемь лет бабушка и дедушка снимали комнату на Подорожках. Это была предпоследняя хатка перед лугом. Напротив неё гора, на которой рос заповедный лес, рассекалась оврагом. С одной стороны оврага граница леса проходила высоко, и склон горы, совершенно голый, круто спускался вниз. На этом склоне летом всегда было жарко, и, возможно, поэтому гора называлась «Кавказ». С другой стороны оврага была та самая прохладная поляна, на которой росли огромные дубы, липы, терн, смолка, земляника.
Хатка, в которой мы снимали комнату, была самой бедной в округе. Это была мазанка под соломенной крышей. Соседние дома были под железными, шиферными или черепичными крышами, а хата нашей хозяйки под соломенной. Хозяйка наша не получала пенсии, так как в советское время работала не на государство, а в прислугах, а муж её бросил и уехал в Харьков. Она всё надеялась, что он вернётся, и держала на стене их совместный портрет. Звали её Меланья Евтеевна Фокина, или тётя Миля. Сбежавшего мужа звали Семён*, и иногда она пошучивала надо мной: переодевалась в старую мужнину одёжу, шапку, нацепляла усы, брала большую палку и являлась под видом Деда Семёна. В таком виде я узнать её никак не могла, страшно пугалась и пряталась. «Дед Семён» иногда использовался как инструмент восстановления дисциплины, когда мне случалось расшалиться. Но иногда он появлялся просто так. Впрочем, это случалось лишь пару раз за лето, потому что Меланье Евтеевне приходилось с утра до ночи работать на огороде, чтобы сделать на зиму достаточные запасы овощей и чтобы осталось ещё на продажу. Ведь некоторые вещи при всём желании невозможно вырастить на огороде, например, сахар, хлеб, садовые инструменты или одежду. Одежду ей иногда присылала из Бельгии племянница, которую во время войны угнали в Германию, и которая осталась в Европе.
Тётя Миля вставала летом в 4 часа утра, а ложилась затемно. Ела она один раз в сутки, это бывала целая кастрюля борща.
Акцентом её усадьбы был заметный издали высокий серебристый тополь, под которым, строго говоря, я и выросла. Его переливающиеся бело-сине-серые листья шелестели при малейшем дуновении ветерка. В саду росли яблони, груша, вишни, сливы, испанская черешня «шпанка», черёмуха, малина, смородина, крыжовник, а из цветов - пионы, флоксы и тигровые лилии, которые она называла «царские кудри». По границам её участка росли пирамидальные тополя.
Сначала у Меланьи Евтеевны была дымчатая собака по кличке Пушок. Когда он не слушался, она кричала ему: «Сейчас дустом посыплю!», - и он мгновенно прятался в будку. Видимо, когда-то она выводила ему дустом блох, и это произвело на него неизгладимое впечатление. После смерти Пушка тётя Миля взяла Тузика. Мы вместе с ней ходили его выбирать, когда по соседству родились щенки. Тузик был короткошёрстный, черно-белый. Так как у Меланьи Евтеевны особенно много мяса на его прокорм не было (вообще в Борисовке, кажется, не было принято кормить сидящих на цепи псов), то он вырос исключительно злой и здорово кусал тех ракло, которые залезали в огород к тёте Миле за клубникой или шпанкой. Нас он, разумеется, очень любил, так как ему доставались жирные объедки и вода после мытья посуды. Дедушка придумал поить Тузика этой водой (посуду мыли в сыворотке без мыла), и после него все псы, у хозяев которых мы жили, получали эту воду (сыворотку) и были совершенно счастливы.
Тузика мы иногда брали с собой на прогулку в лес. В Дубино у реки он учуял косулю и погнался за ней, это было интересно, потому что без собаки увидеть животное в заповеднике было бы невозможно.
Участок тёти Мили был напротив леса, а с другой стороны выходил на заливной луг. Так как она была очень работящая, то она вскопала небольшой кусок земли на лугу и засадила его огородом, который содержала в большом порядке.
Огород на Подорожках
Мне очень нравилось, как растут помидоры с их кудрявыми листьями, серебристая капуста, лебеда и укроп. За это ей досталось от какой-то комиссии, так как участок земли не должен был превышать нормы. Потом (так как огород был ей нужен, чтобы прокормиться), она всё равно сажала там овощи, но при этом тряслась от страха.
В самой крайней хате у луга жила тётя Поля и её муж пьяница. У этого пьяницы был очень высокий, звонкий тенор и он, напившись, много пел. Дедушка слушал его, любуясь голосом, и уговаривал ехать в город учиться. Часто он просил его спеть, но я не любила голоса типа Козловского, и в народной песне, особенно одноголосной, тоже красоты не слышала, будучи приучена к тембру и стилистике рояля. Вообще вокал как прямой выразитель эмоций меня долго отвращал, пока я не услышала записи Мариан Андерсон, а затем некоторые другие голоса, не злоупотреблявшие вибрацией. Цыганское же пение, основанное на вибрации и стонах, на меня действовало физически ужасно, мне становилось плохо, я плакала, затыкала уши и запиралась в дальней комнате, чтобы не слышать.
Подружки.-Купание.-Луговые цветы.-Дедушка в Борисовке
Моей лучшей подружкой в Борисовке была Валя Водяницкая, жившая через два двора от тёти Мили. Она была старше меня на полтора года, очень меня любила, играла со мной и даже учила ездить на велосипеде. Когда мне исполнилось 7 лет, отец подарил мне велосипед «Школьник», мама прислала его в Борисовку, и Валя учила меня кататься. Держать равновесие я выучилась быстро, а слезать и садиться мне было очень страшно. Она помогала мне сесть, потом бежала рядом со мной, пока я ехала, и помогала слезть. А потом обратно. Конечно, она сама тоже каталась на моём велосипеде.
Бабушка обращала моё внимание на то, как сильно распространено имя Иван. Мама Вали Водяницкой была Екатерина Ивановна, папа – Николай Иванович, бабушка – Акулина Ивановна. Воскресное утро на Подорожках можно было сразу распознать по особенному запаху: Водяницкие утром в воскресенье всегда жарили рыбу.
Ближе к колодцу (который был один на 20 дворов) жило много ребятишек разных возрастов – Нина, Зоя, Люба, Надя, Вова, Галя и ещё одна Валя, Оробинская. Люба и Надя были двойняшки и казались мне совсем взрослыми, они ходили в 7 класс. Их посылали в центр Борисовки за хлебом. Однажды случилось несчастье. У булочной велись какие-то строительные работы, была вырыта глубокая траншея, и когда привезли хлеб, началась толчея и давка, и Надю столкнули в траншею. Она месяц лежала в больнице с переломом позвоночника, и, когда вернулась, то ходила медленно, не бегала.
Ребятишек одних купаться не отпускали, и Валя Водяницкая просила бабушку взять всех нас на купание. Поскольку в Дубино ходить было далеко, бабушка ходила со мной и моими подружками купаться в другую сторону – к плотине, через луг. На лугу во множестве росли лютики, клевер белый и красный, донник, алтей, коровяк, калужница, сушеница, медуница, буквица, аптечная ромашка.
Калужница болотная
Сушеница топяная
Медуница
Буквица лекарственная
Донник
Бабушка очень интересовалась ботаникой, но если не знала названия цветка, то желтенькие называла лютиками, а синенькие - ряской. Весной иногда можно было найти на лугу цветущие ирисы. Их пряный аромат и нежные бархатные лепестки приводили меня в восторг.
Дедушка проводил в Борисовке май месяц. Он предпринимал с нами и длинные прогулки, на Вторые Подорожки, в Дубино, к своему брату на улицу Ковалёвку, и просто гулял со мной по опушке заповедника, обращая моё внимание на стаи галдящих галок, стрекотание кузнечиков и огромных жуков-рогачей.
Жук-олень
Он ловил их и показывал мне. Они меня ничуть не пугали, так как я видела, что они спокойно ползают по дедушкиной ладони и не причиняют ему никакого вреда. На ночь дедушка брал в руки сложенную газету и принимался давить в комнате комаров, чтобы они не донимали нас своим писком и укусами. Пристукивая комара, он считал их по номерам, и получалось от 12-13 до 27-28 в зависимости от влажности погоды.
Дедушка любил копать землю и часто просил Меланью Евтеевну позволить ему вскопать грядку. Она, конечно, радовалась помощи и позволяла ему посадить картошку или что-то другое. Копая грядки, дедушка пел украинские народные песни или что-нибудь из классического репертуара, например, «Элегию» Массне, арии из оперетты «Сильва» или «Чуют правду» из «Ивана Сусанина». Вообще он знал столько вокальной музыки, что на любое слово у него находилась песня или романс.
Походы в центр.-Домашние животные.-Грязь и пыль
Целым событием было ходить с Подорожок в центр Борисовки. Когда я выросла, то проходила это расстояние за 20 минут, но в детстве мы с бабушкой шли целый час. Мы рассматривали цветущие в палисадниках и на улице у заборов цветы: георгины, флоксы, маргаритки, настурции, анютины глазки, разноцветные ромашки, ноготки, медок, львиный зев, душистый табак и душистый горошек. Садовые цветы бабушка знала хорошо.
По дороге в центр иногда мы встречали стадо коров, возвращающееся с луга. Интересно, что бабушка, которая, вообще-то, родилась в Петербурге в семье приказчика обувного магазина, но всё же несколько лет после смерти родителей прожила в деревне у дяди, панически боялась коров. Завидев стадо идущих с луга коров, мы с бабушкой предпочитали зайти в чей-нибудь двор и переждать.
Рассказывают, что когда мне было два года, меня клюнул петух, может быть, поэтому я домашних птиц побаивалась, особенно гусей и индюков. Валя Водяницкая знала про мой страх перед коровами и смеялась надо мной: когда мы играли посреди дороги, она вдруг говорила: «Ой, бешеная корова бежит!» И я в мгновение ока оказывалась не просто во дворе, а в хате и закрывала дверь.
Препятствием могли стать и гуси, свободно гулявшие по улице. Гуси и индюки имеют обыкновение идти целой колонной на незнакомого прохожего, тут поневоле испугаешься. Завидев гусей, мы с бабушкой немедленно поворачивали и делали большой крюк, чтобы избежать нападения.
Но основным препятствием при походах в центр была уличная грязь. Борисовка находится в центрально-чернозёмном районе, и после дождя грязь была непролазная. Если дождь был вчера, то сегодня уже можно было пройти, ступая в протоптанные прохожими следы, но всё равно вернувшись домой приходилось чистить ботинки о скребок у крыльца - неотъемлемый атрибут тамошнего быта. Если же надо было идти сразу после дождя, то без резиновых сапог обойтись было невозможно.
В засушливые периоды эта грязь превращалась в роскошную пыль, нога в неё погружалась по щиколотку. После проезда машины (раз или два в день) пыль над дорогой высоко стояла несколько минут, так что мало что можно было разглядеть. Когда мне было 7 лет, один из профессоров, к которому меня водили с моими фарингитами, сказал маме и бабушке, что мне надо дышать йонами. Я стала спрашивать, что такое йоны. Мне объяснили, что это йоны - это пыль, имея в виду, вероятно, что они мелкие как пыль. Но я поняла всё буквально, и, когда по дороге проезжала машина, кричала подружке: «Бежим скорее дышать йонами!» Не знаю, как она, но я вдыхала эту пыль полной грудью.
Любопытство.- Колодцы.-Бани.
Меня, ленинградскую девочку, не могли не поражать некоторые обычаи борисовчан. Несмотря на то, что деревня была огромная, только одна улица Подорожки насчитывала около 250 домов, а таких улиц было с десяток, местное население знало друг друга наперечёт, и появление новых лиц становилось событием. Естественно, при встрече на улице все друг с другом здоровались, впридачу ещё и оборачивались и смотрели вслед. Если нас кто-то не знал, то всегда спрашивали: «Вы чьи?»
Заслышав, что по улице кто-то идёт или, тем более, едет на машине (обычно грузовике или мотоцикле), высовывались из-за забора поглядеть. У многих для этой цели рядом с калиткой были припасены кирпичи, чтобы можно было на них встать и выглядывать поверх забора.
Если я шла по улице с подружками и мимо нас кто-то проходил, подружки обсуждали прохожих фразами типа: «Это тот дед, который с бабой живёт».
Разумеется, в посёлке не было водопровода, но не было также и колонок (были только в центре). На Подорожках один колодец был на 20 дворов. Для полива огородов воду черпали из копанок, то есть ям, выкопанных в конце огорода, если он граничил с заливным лугом или ручьём. Для других надобностей много воды не употребляли, например, мыться было не принято и бань ни у кого не было. Кто как мылся, неизвестно, но в центре Борисовки 2 раза в неделю работала поселковая баня: один день женский, другой мужской (построена была солидно, из двух отделений, но в целях экономии горячей воды обычно работало только одно). После мытья на коже появлялся белый налёт: сказывалась местная особенность - меловые горы, меловая вода.
Меловые горы
1968 год выдался в Борисовке очень дождливым, и было решено на следующий год ехать на лето на другую улицу Борисовки, Ковалёвку, к дедушкиному брату, где тот закончил строительство нового кирпичного дома и старая мазанка оказалась свободной. Ковалёвка была значительно более сухой, так как находилась дальше от леса и от реки.
* Ошибка памяти: муж тёти Мили был Михайло Фокин, а не Семён. Но пугали меня всё-таки Дедом Семёном.
no subject
Date: 2012-09-17 09:35 pm (UTC)и деревня какая- надо же!
в одной из экспедиций с Е.Н. мы зашли в крохотную, крыша почти до земли, избенку. и обнаружили там даму в нейлоновом пеньюаре и явно западном перманенте, орудовавшую ухватом. Оказалась - дочка хозяйки, почти нищей старушки, которую угнали в Германию и она тоже в Бельгии вышла замуж и через много лет отыскала мать.
no subject
Date: 2014-03-25 02:47 pm (UTC)Живу в соседней с Белгородской, Воронежской области, ландшафты знакомые)))
no subject
Date: 2014-03-25 08:10 pm (UTC)no subject
Date: 2014-03-26 03:13 am (UTC)no subject
Date: 2014-06-01 05:31 pm (UTC)Я, конечно, читала этот пост и раньше, но название запамятовала, а поискать у тебя по тегу не догадалась, прости:))
no subject
Date: 2014-06-01 08:34 pm (UTC)no subject
Date: 2014-06-02 12:08 pm (UTC)Да:))
И все равно - похоже! Может, из-за необъятных просторов?